Константин Казански: «Для Высоцкого Париж был символом свободы»

Накануне 32-й годовщины смерти Владимира Высоцкого его друг музыкант и композитор Константин Казански в эксклюзивном интервью «Культуре» рассказал о том, как работал в Париже с великим бардом.

Константин Казански: «Для Высоцкого Париж был символом свободы»

Культура: С Высоцким Вас познакомила Марина Влади?

Казански: Нет. Меня с ним познакомил Алёша Димитриевич, знаменитый цыганский артист, выступавший в русских кабаре Парижа. Это было на вечеринке у одного английского писателя. Мы с Алёшей спели там несколько песен. Алёша представил мне человека, которого назвал по ошибке «Валентином». Я тогда не понял, что это Высоцкий. Там была и Марина Влади. Два месяца спустя мне позвонил мой друг, поэт-песенник Борис Бергман. Он сказал, что Высоцкий и Влади хотят выпустить пластинку во Франции и просят меня помочь.

Культура: Сколько пластинок Вы записали с Высоцким в Париже?

Казански: Три, одна из которых — двойная. Первую мы записали в 1975 году. Это пластинка «Прерванный полёт». Фирма LeChantsdumonde выпустила её только после смерти Высоцкого. Спустя полтора года для второй пластинки мы записали еще 24 песни, но советская сторона «одобрила» только три. Нам сказали: «Если хотите выпускать пластинку во Франции, то у нас много записей его песен с большим оркестром. Можете взять записи и сделать компиляцию». Володя ответил: «Хорошо, я понял. Они хотят, чтобы были песни на военную тему. Но тогда давайте запишем несколько в том же духе, в котором мы уже здесь сделали?». Ему дали согласие, и в январе 1977 года мы записали ещё десяток военных песен — «Он не вернулся из боя», «Аисты», «Сыновья уходят в бой». В конце 1977 года в Париже вышла первая пластинка Высоцкого, которую мы называли «военной». На ней эти десять песен плюс «дозволенные» три из первой серии. Всё было сделано так, как хотел Володя: аккомпанемент только гитарный и контрабас. Марина Влади в своей книге пишет, что он радовался, как ребёнок. Абсолютная правда.

Культура: Он недоумевал — почему в Париже это возможно, а в России — нет?… Как появилась на свет третья пластинка — «Натянутый канат»?

Казански: В том же 1977 году очень хороший друг Марины, журналист Жак Уревич предложил записать другую пластинку, более «интернациональную». То, что раньше было сделано во Франции, по словам Уревича, может быть интересно для русских, но для французской публики — несмотря на всю оригинальность текста — аккомпанемента двух гитар и контрабаса было недостаточно. Володя боялся петь с оркестром. Ему не хотелось «эстрадности». Мы выбрали десяток длинных песен — «Две судьбы», «Притча о правде и лжи», «Баллада о детстве», «Банька по-белому». И за 24 часа в парижской студии Barclay записали «Натянутый канат». Сегодня многие русские считают этот диск лучшей пластинкой Высоцкого с оркестром. А 30 лет назад в газетах критиковали французских музыкантов, которые, дескать, русского языка не понимают и поэтому играют не так. У меня был карт-бланш музыканты сыграли то, что я им написал, и импровизировав они как надо, Я объяснил им смысл не только песни в целом, но и каждого куплета.

Культура: Марина рассказывала в своей книге, что Вы с Володей, оба с бородами, были похожи на «потерпевших кораблекрушение». Высоцкий ведь посвятил Вам одну из своих песен?

Казански: Посвящал он песни Мише Шемякину, а мне не посвятил, а подарил. Хотя я и говорю с вами по-русски, по происхождению я болгарин. Володю с Мишей объединяло духовное братство. А у меня с ним было просто какое-то человеческое взаимопонимание. Песня, о которой идёт речь, — «Чёрт побери». У неё был первый вариант, который Володя написал для Марины за два или три года до этого и который вошел во все сборники Высоцкого. Однажды у меня дома в Париже он сказал: «У меня есть песня для Марины, но давай её переделаем для тебя. Я не буду её петь. Поменяй музыку так, как считаешь нужным». За два часа мы изменили песню и назвали её «Чёрт побери». Я до сих пор исполняю ее на своих концертах.

Культура: Наверное, работать с Высоцким было непросто?

Казански: Теперь он для всех гений, но я имел дело не с гением, а с обыкновенным человеком. Мне с ним было очень легко. Он полностью мне доверял. В общей сложности я сделал аранжировки и музыкальное оформление записей более чем сорока песен. И где бы Володя ни выступал во Франции — на телевидении или на радио — я всегда ему аккомпанировал.

Культура: Не исчерпывается ли отношение Высоцкого к французской столице известной фразой «мы с тобой в Париже — нужны, как в бане пассатижи»?

Казански: Эта песня посвящена, кажется, актёру Таганки Ване Бортнику. Он был единственным человеком, с которым Высоцкий меня познакомил во время гастролей Таганки в Париже в конце 1977 года. Сам Володя играл тогда в двух спектаклях — «Гамлете» и «Десяти днях, которые потрясли мир»… Уникальность стихов Высоцкого проявляется в том, что в них всегда есть второй, третий, четвёртый и пятый пласт. Я думаю, сам Володя не мог бы сказать, какой точно смысл он вкладывал в приведённые Вами строчки.

Культура: Как он чувствовал себя в Париже?

Казански: Для него Париж был символом свободы. Ему, конечно, хотелось путешествовать по всему миру, выпускать пластинки во Франции, но он понимал, что ему надо быть в России.

Культура: Не возникало ли у него искушения «выбрать свободу» и остаться во Франции?

Казански: Мы с ним на эту тему не говорили. Я сам был так называемым политическим иммигрантом из Болгарии, но политикой никогда не занимался. Мы с ним беседовали на общечеловеческие темы. У нас с Володей были огромные проблемы с бюрократической системой — у него в Советском Союзе, у меня — в Болгарии. Мы вспоминали какие-то истории, часто нелепые и смешные. Есть вещи, которые остались сугубо между нами.

Культура: Высоцкий, конечно, понимал, что во Франции у него не может быть такого успеха, как в России?

Казански: Что значит успех? Какой успех был у Герцена в Англии? Вопрос не в этом. Володя видел свою задачу в том, чтобы поддерживать связь не только со своей публикой, но и со своим народом. Но народ и культура — это одно, а государство — это другое. Идеальным вариантом для него была бы возможность в любой момент уехать из России и вернуться назад…

Культура: Вы нашли для Высоцкого и Марины квартиру в Париже?

Казански: Эта квартира принадлежала моему дяде, и я снимал ее по «дружеской» цене. Когда мы начали работать с Володей, он часто приходил ко мне домой. Однажды, когда они с Мариной ужинали у меня, я сообщил Володе, что съезжаю. Тогда Марина сказала, что им как раз нужна квартира в этом квартале — недалеко от ее сестер. Они встретились с моим дядей, договорились о цене. Это была единственная квартира, где Марина и Володя вместе останавливались в Париже. Обычно они жили в пригороде Мезон-Лаффит, там у Марины свой дом. На парижской улице Руссле, 28 они провели два-три года. У них гостили Белла Ахмадулина с Борисом Мессерером, которых я встречал на Северном вокзале Парижа по просьбе Высоцкого, другие гости. Случалось, что квартира была занята друзьями, и тогда Володя жил у нас дома. Я тогда уже был женат. Володя был шафером на моей свадьбе. В общем, у нас сложились семейные отношения.

Культура: Помимо работы, что еще интересовало Высоцкого в Париже?

Казански: Всё. К Борису Бергману, у которого был старинный киноаппарат, он приходил смотреть фильмы. У Миши Шемякина открывал для себя редкие книги, слушал незнакомую музыку. Но круг друзей был узким, потому, что у него всегда было мало времени.

Культура: Вы с Володей, наверное, пускались в загулы?

Казански: За пять лет нашего общения в Париже таких загулов было два-три. И по сравнению с тем, что он творил в России, это, конечно, чепуха. Первые два с половиной года в Париже он был абсолютно непьющим. Потом произошёл какой-то надлом в душе…

Культура: Высоцкий был человеком азартным, увлекающимся?

Казански: Иногда, кажется, да. Но об этом рассказывали другие. Во всяком случае, ничего такого в Париже не случалось. Для нас он был как член семьи. Сидит обычно на кухне, пьёт чай и пишет. Иногда смотрел телевизор или что-то обсуждал с моей женой или со мной.

Культура: Часто ли Высоцкий выступал с концертами в Париже?

Казански: Он дал три концерта в театре «Элизе-Монмартр» в декабре 1977 года. Не было ни одной афиши, но зал набился битком — пришли все русские, которые находились в Париже.

Культура: Правда ли, что именно Ваши соотечественники в Париже первыми открыли Высоцкого?

Казански: Невероятно, но факт. В 1972 году один наш друг — наполовину русский, наполовину болгарин — принёс мне домой 170 или 180 песен какого-то Высоцкого, записанных на плёнку. С моим болгарским другом, который иногда выступал вместе со мной, мы начали выбирать те, что прозвучали, бы в парижском контексте — «Она была в Париже», «Ребята, напишите мне письмо», «Дайте собакам мяса». И именно мой друг первым исполнил песни Высоцкого в кабаре «Шехерезада». Никто из здешних работавших в кабаках, его не знал. Я не думал, что не пройдет и двух лет, как мы с Володей начнем вместе работать.

Культура: Каковы Ваши впечатления от гастролей Марины Влади в России со спектаклем «Владимир, или Прерванный полёт»? Вы же сопровождали ее в качестве гитариста в двух поездках — в 2010-м и в 2012-м.

Казански: В Москве успех был головокружительный. Если в зале собирались 500 человек, то Марина получала 250 букетов. Все цветы мы потом относили на могилу Высоцкого. Прекрасно прошли и недавние выступления в Петербурге. Публике хочется приобщиться к легенде о любви Марины и Володи. Это не только легенда, но и поразительная реальность, связанная с той эпохой, когда, казалось, все было запрещено. В конце концов, Володя мог многое себе позволить. А теперь мы живём в то время, когда всё дозволено, но никто ничего себе не позволяет. Произошла — не знаю почему — какая-то общественная деградация, и торжествует личная трусость.

Культура: Вы посмотрели фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой», который так возмутил Марину Влади?

Казански: Да, я его видел. Никита Высоцкий сделал такой фильм, какой ему хотелось. Не могу его судить. Но человек в фильме — это Высоцкий не Марины, не Шемякина, не мой и, наверное, не тех 100-150 человек, которые его действительно знали. Не говоря уже о том, что у каждого человека есть свой Высоцкий.

Константин Казански: справка «Культуры»

Константин Казански (1945) — поэт-песенник, композитор, исполнитель, аранжировщик, артистический директор. Родился в Болгарии. Гастролировал в Советском Союзе в 1967 году. С 1971-го живет во Франции. Выступал со многими знаменитыми исполнителями цыганских песен — Володей Поляковым, Валей и Алешей Димитриевичами. По инициативе Михаила Шемякина, сделал их последние записи. Сочинил балет Vendetta для Наталии Макаровой. Автор книги CabaretRusse, посвященной русским кабаре Парижа. Аранжировщик и музыкальный директор парижского компакт-диска Юрия Шевчука L'Echoppe («Ларек»). Продолжает сотрудничать с Мариной Влади.

Задержимся на цифре 25

Была у Владимира Семеновича песня, которая называлась «О фатальных датах и цифрах». Ну, вы помните: «Кто кончил жизнь трагически, тот — истинный поэт…», и так далее. «Задержимся на цифре тридцать семь…». Пусть 37, если быть точными, — не цифра, а число, не суть важно. Подчас, бросая беглый взгляд на историю, невольно ловишь себя на мысли: то, о чем говорил Высоцкий в этой песне, — не просто красивая метафора.

Вот замечательный футболист — Фёдор Черенков. Пожалуй, это последний на сегодняшний день по-настоящему великий мастер кожаного мяча в отечественной истории: его даже называли «народным футболистом». Он родился 25 июля 1959 года. Однако с 1980 года он, по его же собственному признанию, перестал воспринимать этот день как дату собственного рождения. Для него это, скорее, день памяти и скорби: Фёдор — большой поклонник Высоцкого.

Порой бывает любопытно проследить, как много человеческих судеб привязано к определенной календарной дате. Не секрет, что Высоцкий всегда был окружён интереснейшими, под стать ему самому, людьми: артистами, режиссёрами, художниками, путешественниками, писателями… Одной из выдающихся фигур, составлявших круг общения Владимира Семёновича в конце 60-х — начале 70-х годов, был Василий Макарович Шукшин. «Ещё ни холодов, ни льдин. Земля тепла. Красна калина. А в землю лег еще один на Новодевичьем мужчина», — пел Высоцкий вскоре после смерти этого колоритнейшего русского актёра и писателя. Жизненный путь самого Высоцкого оборвался в тот самый день, когда Шукшину мог бы исполниться 51 год…

«Шут был вор: он воровал минуты, грустные минуты, тут и там. Грим, парик, другие атрибуты этот шут дарил другим шутам», — это Высоцкий написал о замечательном российском цирковом артисте Леониде Енгибарове, с которым тоже был лично знаком и дружен. Мог ли он предполагать, что отправится по следам самого знаменитого отечественного «грустного клоуна» ровно через восемь лет? Енгибаров умер 25 июля 1972 года.

Вообще, на сердцевину лета пришлось много фатальных совпадений. Причем это только если вести речь о людях, либо лично знакомых друг с другом, либо на каком-то психологическом уровне друг с другом связанных. А ведь в этот день не стало и таких небезызвестных представителей мира культуры, как композиторы Исаак Дунаевский и Микаэл Таривердиев, артисты Борис Новиков и Михаил Пуговкин…

«Жалею вас, приверженцы фатальных дат и цифр! Томитесь, как наложницы в гареме», — иронизировал Владимир Семенович в своей знаменитой песне. А может, он был не так уж далёк от истины? Может быть, эти самые фатальные даты и цифры и в самом деле существуют?